Помотав головой, стараясь делать это незаметно, что в общем-то непросто, я снова на кофе сосредоточилась.

В общем, я поняла, что они разные национальности представляют. Или расы даже. Непонятно, как у них там все устроено…

Сделав глоток капучино, я подумала, что этих двоих можно запросто представить в каких-то немыслимых нарядах… Похожих на что-то среднее между средневековыми камзолами и самыми последними моделями, чуть ли не фантастическими скафандрами даже, только с четкими линиями, а еще какими-то искрящимися и переливающимися. Причем, стоило закрыть глаза, брюнет представлялся в темно-багровом чем-то, а блондин — в чем-то серебристом, что невероятно шло к его белоснежным волосам.

Кирлик, пока я парней разглядывала, пирожное умял, только усы от крема над губой остались, и с дрожью в голосе спросил:

— Мамочка, а тебе тоже, как и Сашке, с этими ехать надо?

При этом голос у «будущего великого воина» предательски дрогнул.

Блондин бросил на меня взгляд, и моргнул пару раз, когда увидел, что я ему кулак исподтишка показываю. Несколько извиняющимся тоном он сообщил Кирюхе:

— Врата в наш мир для госпожи Джун закрыты навсегда. Ведь будучи женой дракона, она снова вышла замуж… за человека.

У мамули глаза как-то странно потухли, а я, несмотря на просиявшую физиономию Кирлика, процедила:

— Ты Виталия Владиленовича не трожь, понял?

Кирюшка, явно воодушевленный моей поддержкой, сурово проговорил:

— И сестру я с вами не отпускаю, понятно? Или будете иметь дело со мной!

К чести этих двоих, смех сдержать они смогли.

Глава 7

Блондин с брюнетом обменялись им одним понятным взглядом, затем на Кирлика посмотрели и синхронно вздохнули.

— Скажи, — спросил блондин братишку. — А зачем тебе в Альма-матер, если воинским приемам я тебя прямо сейчас научить могу?

— Я против, — вырвалось у мамочки, но ее слова потонули в громогласном:

— Ур-ра! — от «великого воина».

— Не волнуйся, госпожа, — шепнул блондин мамочке, и та сразу успокоилась, словно знала, что не обманет.

Блондинистый встал, братишке руку протянул, и Кирюшка липкую ладошку в нее доверчиво вложил.

Когда блондин с братишкой скрылись, брюнет, почему-то к мамуле при этом обращаясь, сказал:

— Принцессе следует поторопиться. Вещей с собой брать не стоит. Все равно вещи, в которых она привыкла появляться в увеселительных заведениях по ночам, и днем, — взгляд его скользнул по моим плечам и груди, — не пригодится в Огненном дракарате.

— Что значит, вещей с собой брать не стоит? — возопила внутри меня «Ариэлька».

— Что значит, по ночам в увеселительных заведениях? — нахмурила брови мамуль.

— Один детей обижает, второй — ябеда, — буркнула я под нос. — Мамочка, да не слушай ты его! Ты лучше скажи, правда все это? И что тебе обратно хода нет?

— Да, Ташечка, правда, — ответила мамочка. — Выходя замуж за Виталика, я навсегда закрыла для себя врата. Думала, что для нас обеих…

Голос мамочки дрогнул.

— А что, если и для меня эти самые врата закрылись? — подумала я вслух.

Брюнет посмотрел на меня впервые, не мазнув взглядом, а пристально, глаза в глаза.

— Я настраивался на тебя, принцесса Таши Кинриу, — сказал он. — Подозреваю, что Ичиро Исами тоже. Это значит только одно.

— И что же это значит? — перебила я брюнета.

— Что для тебя врата в родной мир открыты, — сказал он.

А у мамочки при этих словах подбородок дрогнул.

— Мама! — позвала ее. — Ты для этого для Виталия Владиленовича замуж вышла? Чтобы нас обеих защитить?

Мамуль не ответила, но и без того понятно было, что я права.

И мне так грустно стало. Получается, мамочка собой пожертвовала, для себя путь обратно закрыла, чтобы меня защитить, а все зря.

Из холла раздался восторженный вопль Кирлика и мне стало грустно вдвойне. То есть это мамочка сейчас тут останется, с братишкой, а мне с этими неизвестно куда ехать? В мир, о котором сегодня впервые услышала?

— А если откажусь?

Темные глаза брюнета нехорошо сверкнули.

— У тебя нет выбора, принцесса. Врата скоро закроются, но стоит мне коснуться тебя, как мы унесемся сквозь пространство и окажемся на территории Огненного дракарата, на землях клана Золотого дракона.

Перевела взгляд на мамочку. У нее глаза подозрительно блестят.

«Ничего не поделаешь», — говорил ее взгляд, и у меня внутри все сжалось.

Этих двоих я в бою видела. От таких не уйдешь. Что мне стоило часом раньше мамулечку послушаться и бежать со всех ног к Ариэльке? Мамочка, конечно, про врата эти знала, отсюда и наряд ее странный, и обильная «трапеза». Она знала, что за мной придут, и приготовилась, чтобы их отвлечь… а я все взяла и испортила.

— Чем быстрее ты смиришься со своей участью, принцесса, тем лучше, — проникновенно произнес брюнет.

И вот зря он это сфказал. Про мое смирение. У нфих, там, может, судя по мамуличкиному нфаряду, женская эмансипация еще в зачаточном спостоянии находится, если не в проекции… Но меня что, зря мамуль с Виталием Владиленовичем воспитывали? Поощряя независимость, самостоятельность, решимость и смелость? Да я с детства по военно-спортивным лагерям, я в академии лучшая на потоке, меня, вон, и мастер Горо выделяет…

— Смирюсь? — издевательски переспросила брюнета. — Ну-ну. Интересно, зачем я вообще папахену понадобилась… Восемнадцать лет, значит, не вспоминал, а теперь сразу двое поверенных! С чего бы? Или и вправду, как мастер Горо говорит, из Альма-матер вашей документы пришли и мне предстоит увлекательное обучение в драконьей академии?

Брюнет на мамулю беглый взгляд бросил.

Коротко спросил:

— Кицунэ?

Мамочка не ответила, потупилась. И мне как-то эта ее новая роль с излишней покорностью совсем не нравилась.

А брюнет ко мне повернулся, взглядом своих черных глаз прожег, так, что лоб испариной покрылся и захотелось вдруг во всем-во всем с ним соглашаться. Потому что рядом с этой силищей, что от него исходит, я себя слабой почувствовала и уязвимой, и при этом защищенной, что моей какой-то исконно бабской дурной природе очень понравилось. Но это всего лишь пару секунд длилось.

Спустя несколько мгновений, пока я на него чуть не с открытым ртом таращилась (позор-то какой!), на смуглое, открытое лицо с правильными чертами, на красиво облепленные скулы, на подбородок волевой… в глаза отчего-то смотреть не решилась, опустила взгляд ниже, а там так хорошо грудные мышцы развиты, и он ими словно невзначай, поигрывает, и на прессе кубики под майкой просматриваются, кажется, я даже слюну сглотнула… Так вот, спустя несколько мгновений я себя мысленно по щекам отхлестала, а дурной бабской сущности пообещала что-то страшное с ней сделать, пока не придумывалось, что именно, но сильно страшное.

В следующий миг я брюнетистому в глаза посмотрела, прямо и открыто, как равная (потому что перед этим равной себя никак не чувствовала).

Я готова была поклясться, у него, в его черных, как ночь глазах, огоньки горели!

И взгляд такой надменный был, взгляд победителя.

Победителя женщин. Фу. Даже думать о таком противно.

И стоило мне в его глаза прямо посмотреть, как огоньки в них затрепетали, как пламя на ветру, морда лица не такая уже самодовольная стала, скорее, удивленная, а у меня внутри, наоборот, внутри тепло разлилось, что-то словно крылья расправляло, и показалось, что я каким-то внутренним слухом чей-то раскатистый рев слышу. И был этот рев такой желанный, такой родной, и тело внезапно какой-то легкостью и сладостью налилось, по сравнению с которой все эти бабские реакции — тьфу и растереть, вот что!

У брюнета лицо все больше и больше вытягивалось, а у меня, должно быть со стороны все более надменным выглядело, как у него давеча.

Вдруг огоньки в его глазах вспыхнули, как будто кто-то изнутри на них подул, так, что даже заискрились, отчего мне отшатнуться захотелось, взгляд отвести, потупиться, как мамуль, но рев послышался снова, и был он каким-то… одобрительным, что ли.